Звезды будут после нас. Звезды нас запомнят.
понедельник, 25 августа 2014
На Приморському жива музика – хлопці з запалом грають золотий фонд світової музики.
Глядачів цілком пристойний натовп, але відкритий для грошей гітарний футляр нудьгує без поповнення. Мабуть, вже пізно, люди втомилися, потратилися на ярмарку, а взагалі зараз такий час, так складко, кожну гривню рахуємо.
І тут хлопці починають грати «Океан Ельзи». Радісно і переможно лунає «Я не здамся без бою». І ми забуваємо, що втомилися, що вже нічого не хочемо, що рахуємо кожну гривню. Футляр приймає нашу маленьку вдячність, а хлопці продовжують радувати океанівськими перлинами. Слухаємо «Квітку» і «Все буде добре». Це настільки наше, що просто перехоплює подих. Цікаво, Святославові і хлопцям сподобався б такий варіант звучання їхніх хітів? Сподіваюся, що так.
Мабуть, для нас «Океан» - це вже навіть не класика. Це – легенда, яка відбувається просто на наших очах.
Глядачів цілком пристойний натовп, але відкритий для грошей гітарний футляр нудьгує без поповнення. Мабуть, вже пізно, люди втомилися, потратилися на ярмарку, а взагалі зараз такий час, так складко, кожну гривню рахуємо.
І тут хлопці починають грати «Океан Ельзи». Радісно і переможно лунає «Я не здамся без бою». І ми забуваємо, що втомилися, що вже нічого не хочемо, що рахуємо кожну гривню. Футляр приймає нашу маленьку вдячність, а хлопці продовжують радувати океанівськими перлинами. Слухаємо «Квітку» і «Все буде добре». Це настільки наше, що просто перехоплює подих. Цікаво, Святославові і хлопцям сподобався б такий варіант звучання їхніх хітів? Сподіваюся, що так.
Мабуть, для нас «Океан» - це вже навіть не класика. Це – легенда, яка відбувається просто на наших очах.
воскресенье, 24 августа 2014
От і відсвяткували Мамине 23-річчя. Зовсім вона в нас юна, а вже таку ношу несе.
Ми збиралися біля Дюка у вишиванковий ланцюг, на нас лив дощ. Ті, що завбачливо прийшли з парасольками чи дощовиками, прикривають тих, у кого немає захисту. Сіре небо, грім. Ті, на кого парасольок і дощовиків зовсім не вистачає стоять під зливою і зі сміхом кажуть, що, мабуть, це Путін щось там у небі ввімкнув, щоб зірвати наше свято. Але нас не зупинити, ми зробимо те, що задумали. За нами ніжно і дбайливо спостерігає Дюк, він сьогодні теж у вишиванці.
Під моєю парасолько знайшлося місце для приємної літньої пари, утрьох стояти цілком комфортно. Мої нові знайомі розповіли, що були на Майдані з першого дня, а я розповіла, що родина думає, буцім я День Незалежності святкую у подруги за чашкою чаю (бо вже з місяць хтось пускає слухи про можливі теракти 23-24, комусь дуже треба залякати нас, загнати у нори, як тих пацюків). Мокнучи втрьох під однією парасолькою можна легко говорити про складні речі. А дощ посилюється, організатори бігають, навіть не намагаючись прикритися від водяного потоку. Герої, що тут скажеш.
Тримаючись за руки, йдемо до Морвокзалу. Дівчинка-організатор радісно кричить, що усі попередні рекорди вже побито, а непорахованих людей лишається ще багато. Ми знаємо, що здатні побити абсолютно усі рекорди. Так і виходить – нас було 1469. А було б ще більше, якби половина людей у вишиванках не пішла на парад. Трохи жаль, що дві найголовніші події дня співпали, але це нічого. Може, наступного року все буде організовано краще і ми встигнемо усюди. Так, наступний Мамин День народження буде ще кращим. Безхмарним і мирним. Молюся за це.
Ми збиралися біля Дюка у вишиванковий ланцюг, на нас лив дощ. Ті, що завбачливо прийшли з парасольками чи дощовиками, прикривають тих, у кого немає захисту. Сіре небо, грім. Ті, на кого парасольок і дощовиків зовсім не вистачає стоять під зливою і зі сміхом кажуть, що, мабуть, це Путін щось там у небі ввімкнув, щоб зірвати наше свято. Але нас не зупинити, ми зробимо те, що задумали. За нами ніжно і дбайливо спостерігає Дюк, він сьогодні теж у вишиванці.
Під моєю парасолько знайшлося місце для приємної літньої пари, утрьох стояти цілком комфортно. Мої нові знайомі розповіли, що були на Майдані з першого дня, а я розповіла, що родина думає, буцім я День Незалежності святкую у подруги за чашкою чаю (бо вже з місяць хтось пускає слухи про можливі теракти 23-24, комусь дуже треба залякати нас, загнати у нори, як тих пацюків). Мокнучи втрьох під однією парасолькою можна легко говорити про складні речі. А дощ посилюється, організатори бігають, навіть не намагаючись прикритися від водяного потоку. Герої, що тут скажеш.
Тримаючись за руки, йдемо до Морвокзалу. Дівчинка-організатор радісно кричить, що усі попередні рекорди вже побито, а непорахованих людей лишається ще багато. Ми знаємо, що здатні побити абсолютно усі рекорди. Так і виходить – нас було 1469. А було б ще більше, якби половина людей у вишиванках не пішла на парад. Трохи жаль, що дві найголовніші події дня співпали, але це нічого. Може, наступного року все буде організовано краще і ми встигнемо усюди. Так, наступний Мамин День народження буде ще кращим. Безхмарним і мирним. Молюся за це.
суббота, 23 августа 2014
Вчора свічками і лампадками викладали біля Дюка карту України. З Кримом включно, хоча, як на мене, можна і без нього.
Моя Україна, намальована кольоровими вогниками, була дуже гарна. Цікаво, з якої висоти її видно? Янголи бачать? А тим, кого забрав цей безумний рік, добре було видно?
Я теж поклала свічку, здається десь в районі Півдня, руки чомусь так смішно тремтіли. Коли народ почав скандувати гасла, немолода жіночка, що стояла біля мене, швидко і суворо сказала своїй супутниці: «Идем отсюда.» Багато людей лишалися, але не співали гімн, не відзивалися на «Слава Україні». Це ж нічого не значить, так? Вони ж у душі з нами, просто у них болить горло, так? Якщо вони проти, то чому стоять і просто дивляться, як ми запалюємо свічки на честь тих, хто пішов у небо? Місто – як мінне поле.
Сьогодні мені порадили на День Незалежності не показувати носа на вулицю, то «намечаются какие-то гадости. Все так говорять, даже твои укропчики любимые». Взагалі-то ми в сім’ї давно не говоримо про те, що відбувається. Намагаємося зберегти повагу один до одного. Поки що виходить. На рівні родини це вдається, то може і на рівні держави вийде?
Все-таки сподіваюся, що янголи бачили намальовану вогниками Україну і полюбили її.
Моя Україна, намальована кольоровими вогниками, була дуже гарна. Цікаво, з якої висоти її видно? Янголи бачать? А тим, кого забрав цей безумний рік, добре було видно?
Я теж поклала свічку, здається десь в районі Півдня, руки чомусь так смішно тремтіли. Коли народ почав скандувати гасла, немолода жіночка, що стояла біля мене, швидко і суворо сказала своїй супутниці: «Идем отсюда.» Багато людей лишалися, але не співали гімн, не відзивалися на «Слава Україні». Це ж нічого не значить, так? Вони ж у душі з нами, просто у них болить горло, так? Якщо вони проти, то чому стоять і просто дивляться, як ми запалюємо свічки на честь тих, хто пішов у небо? Місто – як мінне поле.
Сьогодні мені порадили на День Незалежності не показувати носа на вулицю, то «намечаются какие-то гадости. Все так говорять, даже твои укропчики любимые». Взагалі-то ми в сім’ї давно не говоримо про те, що відбувається. Намагаємося зберегти повагу один до одного. Поки що виходить. На рівні родини це вдається, то може і на рівні держави вийде?
Все-таки сподіваюся, що янголи бачили намальовану вогниками Україну і полюбили її.
среда, 20 августа 2014
Зі мною говорили янголи. У них чисті кришталеві голоси. Це не сон і не марення. Все значно прозаїчніше.
Майстри з втомленими очима винесли на ярмарку прикраси зі скла. На чорних шнурках погойдувалися прозорі підвіски – птахи і зорі, троянди і серця. І янголи. Крихкі крилаті посланці Небес, народжені Божим дивом. Дійсно, хіба не проявом Божої любові є те, що людина не просто милується красою навколишнього світу, а і намагається примножити її в міру своїх творчих здібностей? Хіба не дивом є народження зі скла – матеріалу красивого, але холодного і байдужого – чогось настільки теплого і ніжного, як крихітний янгол?
Я дивилася на рядочки прикрас і чекала, щоб виглянуло сонце, щоб заграло в прозорих крилах янголів, щоб вони спалахнули райдугою. А сонця все не було. Зате подув вітер – і прикраси, легко торкаючись одна одної, задзвеніли. Заговорили. Прозорим, срібним, ранковим звуком.
Це була лише мить. Порив вітру швидко знесилився, а сонце так і не прийшло. Але голоси скляних янголів лишилися зі мною. І це – ще один пазл моєї персональної казки.
Майстри з втомленими очима винесли на ярмарку прикраси зі скла. На чорних шнурках погойдувалися прозорі підвіски – птахи і зорі, троянди і серця. І янголи. Крихкі крилаті посланці Небес, народжені Божим дивом. Дійсно, хіба не проявом Божої любові є те, що людина не просто милується красою навколишнього світу, а і намагається примножити її в міру своїх творчих здібностей? Хіба не дивом є народження зі скла – матеріалу красивого, але холодного і байдужого – чогось настільки теплого і ніжного, як крихітний янгол?
Я дивилася на рядочки прикрас і чекала, щоб виглянуло сонце, щоб заграло в прозорих крилах янголів, щоб вони спалахнули райдугою. А сонця все не було. Зате подув вітер – і прикраси, легко торкаючись одна одної, задзвеніли. Заговорили. Прозорим, срібним, ранковим звуком.
Це була лише мить. Порив вітру швидко знесилився, а сонце так і не прийшло. Але голоси скляних янголів лишилися зі мною. І це – ще один пазл моєї персональної казки.
воскресенье, 17 августа 2014
суббота, 16 августа 2014
Иду себе по Приморскому, никого не трогаю. Стайка подростков и вообще почти детей поет о любви к Иисусу. Понятно, что сектанты. Поют неплохо и с душой.
Капля времени у меня есть, останавливаюсь послушать, изучаю вид на море. Минут через пять боковым зрением замечаю хрупкое дитя, довольно-таки решительно топающее в направлении моей одинокой персоны. Все ясно, очередной ловец душ. Правда, совсем юный. И нем особенно умелый. В этот вечер я добрая, я поддерживаю разговор, хотя песни об Иисусе мгновенно теряют свое очарование.
Дитя интересуется, как я отношусь к тому что происходит в стране, получает прозрачный намек на то, что такие вещи посреди улицы с незнакомцами не обсуждаются, и с трогательной торопливостью переходит к животрепещущему вопросу веры. У меня спрашивают, верю ли я в Бога и каким именно способом это делаю (праведно или как бесы веруют). Приходится объяснить ребенку, что с бесами я не общаюсь и об особенностях их веры, если таковая имеется, не осведомлена. Дитя пыхтит и сопит, старается объяснить заблудшей душе (то бишь мне, естественно) тонкости бесовского мировоззрения, интересуется, откуда я вообще забрела в Одессу, оказывается, что мы обе родом из Бессарабии, из соседних районов. Соседи… Смешно.
Меня пытаются куда-то пригласить на выходных, и я совершенно правдиво отвечаю, что не могу, потому что еду к маме, в ту самую родную, прокаленную солнцем, тонущую в пыли Бессарабию. Мое свободное время закончилось, пора сматываться. Юный неуклюжий ловец душ остался ни с чем, его сети пусты, ему нужно еще долго учиться жить, затаившись над пропастью во ржи, в ожидании кого-то достаточно беззащитного и одинокого. Самое смешное состоит в том, что мне в тот вечер действительно было тоскливо, грустно и просто паршиво. Мои мысли действительно искали Бога. Но почему люди умудряются все испортить?
Капля времени у меня есть, останавливаюсь послушать, изучаю вид на море. Минут через пять боковым зрением замечаю хрупкое дитя, довольно-таки решительно топающее в направлении моей одинокой персоны. Все ясно, очередной ловец душ. Правда, совсем юный. И нем особенно умелый. В этот вечер я добрая, я поддерживаю разговор, хотя песни об Иисусе мгновенно теряют свое очарование.
Дитя интересуется, как я отношусь к тому что происходит в стране, получает прозрачный намек на то, что такие вещи посреди улицы с незнакомцами не обсуждаются, и с трогательной торопливостью переходит к животрепещущему вопросу веры. У меня спрашивают, верю ли я в Бога и каким именно способом это делаю (праведно или как бесы веруют). Приходится объяснить ребенку, что с бесами я не общаюсь и об особенностях их веры, если таковая имеется, не осведомлена. Дитя пыхтит и сопит, старается объяснить заблудшей душе (то бишь мне, естественно) тонкости бесовского мировоззрения, интересуется, откуда я вообще забрела в Одессу, оказывается, что мы обе родом из Бессарабии, из соседних районов. Соседи… Смешно.
Меня пытаются куда-то пригласить на выходных, и я совершенно правдиво отвечаю, что не могу, потому что еду к маме, в ту самую родную, прокаленную солнцем, тонущую в пыли Бессарабию. Мое свободное время закончилось, пора сматываться. Юный неуклюжий ловец душ остался ни с чем, его сети пусты, ему нужно еще долго учиться жить, затаившись над пропастью во ржи, в ожидании кого-то достаточно беззащитного и одинокого. Самое смешное состоит в том, что мне в тот вечер действительно было тоскливо, грустно и просто паршиво. Мои мысли действительно искали Бога. Но почему люди умудряются все испортить?
Найбільше ми любимо те, що втратили. У світлі спогадів буденні і до нудоти звичайні речі починають грати дивними фарбами. Ностальгія сильніша за будь-яку магію.
Зрештою, лише чарівною силою ностальгії можна пояснити той факт, що в багатьох умах і серцях держава людей з авоськами перетворилася на якусь вічно сонячну Гіперборею, вкрадену чорними ворожими ордами, на втрачену Атлантиду, за якою відтепер і навіки треба епічно сумувати. Маленьке питання – чому не можна було обмежитися сумуванням? Чому раптом виникла гостра потреба ліпити Атлантиду заново, з усього, що є під руками?
Щоразу дивуюся, коли чую, як люди замріяно згадують про те, скільки літаків літало за радянської доби чи скільки кораблів стояло на рейді. Ну невже якомусь держслужбовцю передпенсійного віку дійсно було б діло до тих кораблів чи літаків, до тих фабрик чи заводів, якби у нього самого все склалося приблизно як у того бізнесмена, який живе через дорогу? Невже пан держслужбовець не розуміє, що в ньому говорить не логіка і навіть не патріотизм, а ностальгія, туга за молодістю, з позицій якої здавалося можливим все?
Світ пана держслужбовця і багатьох його співвітчизників дуже вузький. Не вбогий, не дрібний, а саме вузький, штучно обмежений стереотипами. Може, якби Атлантида не пішла на дно, пан держслужбовець спокійно прожив би життя у якості людини з авоською, щасливо стояв би у чергах і життєрадісно домовлявся б продавцями про товар «з-під поли». І не було б йому діла до кораблів на рейді і космонавтів у космосі. Бо все це у нього просто було б, а людина не вміє цінувати те, що в неї просто є.
А ще дивує мене, коли люди згадують, як в благословенні едемські часи їздили «по всьому Союзу». І якщо проаналізувати їхні маршрути, то стане очевидним – територія України в «увесь Союз» чомусь не потрапляла. Так, одна відпустка у Криму, один місяць у якомусь карпатському санаторії – і все. І вся наша Україна для радянських українців була землею-інкогнітою. Вона досі лишилася такою майже для всіх нас. Бо комусь дуже треба, щоб у українця був дуже вузький світ, з якого не роздивишся, яка велика наша Україна.
Зрештою, лише чарівною силою ностальгії можна пояснити той факт, що в багатьох умах і серцях держава людей з авоськами перетворилася на якусь вічно сонячну Гіперборею, вкрадену чорними ворожими ордами, на втрачену Атлантиду, за якою відтепер і навіки треба епічно сумувати. Маленьке питання – чому не можна було обмежитися сумуванням? Чому раптом виникла гостра потреба ліпити Атлантиду заново, з усього, що є під руками?
Щоразу дивуюся, коли чую, як люди замріяно згадують про те, скільки літаків літало за радянської доби чи скільки кораблів стояло на рейді. Ну невже якомусь держслужбовцю передпенсійного віку дійсно було б діло до тих кораблів чи літаків, до тих фабрик чи заводів, якби у нього самого все склалося приблизно як у того бізнесмена, який живе через дорогу? Невже пан держслужбовець не розуміє, що в ньому говорить не логіка і навіть не патріотизм, а ностальгія, туга за молодістю, з позицій якої здавалося можливим все?
Світ пана держслужбовця і багатьох його співвітчизників дуже вузький. Не вбогий, не дрібний, а саме вузький, штучно обмежений стереотипами. Може, якби Атлантида не пішла на дно, пан держслужбовець спокійно прожив би життя у якості людини з авоською, щасливо стояв би у чергах і життєрадісно домовлявся б продавцями про товар «з-під поли». І не було б йому діла до кораблів на рейді і космонавтів у космосі. Бо все це у нього просто було б, а людина не вміє цінувати те, що в неї просто є.
А ще дивує мене, коли люди згадують, як в благословенні едемські часи їздили «по всьому Союзу». І якщо проаналізувати їхні маршрути, то стане очевидним – територія України в «увесь Союз» чомусь не потрапляла. Так, одна відпустка у Криму, один місяць у якомусь карпатському санаторії – і все. І вся наша Україна для радянських українців була землею-інкогнітою. Вона досі лишилася такою майже для всіх нас. Бо комусь дуже треба, щоб у українця був дуже вузький світ, з якого не роздивишся, яка велика наша Україна.
пятница, 15 августа 2014
В прошлые выходные на Дерибасовскую пришла сказка, ну может и не совсем сказка, а только ее кусочек, но зато очень-очень классный.
Вот просто идешь себе по книжной ярмарке, высматриваешь, чего есть новенького и интересного – и вдруг видишь толпу детей и их родителей, кажется занятых чем-то весьма захватывающим. Подходишь ближе – и встречаешь ее. Сказку. Разноцветных голубей. Они будто слетели с картины художника, который решил наплевать на законы мироздания и остаться ребенком. Или выпорхнули прямо из снов – позабытых, утерянных, спрятанных на пыльной полочке за изношенной одеждой. Они порхают от ребенка к ребенку, едят из детских ладошек – а потом возвращаются в свой странный домик, в незатейливый замок для сказки, он вообще-то похож не столько на замок, сколько на многоквартирную хижину, если таковые, конечно, когда-либо существовали в этой или в параллельной реальности.
Удивительно ласковые, умные, почти снисходительные в своей нежности к людям птицы. Может, они летали под самым небом, и кто-то пролил на них радугу из облачного ведра? Там были все оттенки чуда – нежно-голубой, с примесью глубокой синевы, и ярко-бирюзовый, как далекое южное море, и солнечно-желтый, и ослепительно-оранжевый, и красный, но не ядреный, не огненный, а приглушенный, почти кирпичный, невероятно теплый и непередаваемо уютный. И конечно, гламурно-розовый тоже был, как же без этого.
Я так засмотрелась на сказку, что не заметила, как она пришла ко мне. Да, просто уселась на мою голову, в мои всегда распущенные и всегда всех раздражающие волосы. Сказка деловито перебирала лапками, и это, вопреки ожиданиям, было совсем не больно, а очень даже приятно. И я стояла среди счастливо галдящих детей, сама в этот момент абсолютный ребенок, одновременно боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть гостя, и в то же время нетерпеливо гадая, какого же он все-таки цвета. Ко мне подошла маленькая девочка и протянула ладошки, и я наклонилась к ней, отпуская свою сказку с радостью. Голубь проворно перебрался в детские руки, и тогда я увидела – он зеленый. Как весна. Я никогда не любила зеленый, но этим летом почувствовала, что один оттенок этого цвета меня все же греет. Называю его солнечной майской зеленью. А еще всегда считала любимой порой года осень, но в этом году остро ощутила чары весны, они как будто в моей крови, хотя биологический возраст, наверное, уже потихоньку подбирается к середине лета. Голубь, выбравший меня, был именно моего оттенка моей поры.
Конечно, все это ничего не значит. Просто совпадение. Ну кому из наблюдающих за миром Светлых Сил нужно посредством раскрашенного голубя успокаивать растерянную запутавшуюся девочку? Кому понадобилось бы таким странным, но прекрасным способом сказать ей, что все будет хорошо?
Вот просто идешь себе по книжной ярмарке, высматриваешь, чего есть новенького и интересного – и вдруг видишь толпу детей и их родителей, кажется занятых чем-то весьма захватывающим. Подходишь ближе – и встречаешь ее. Сказку. Разноцветных голубей. Они будто слетели с картины художника, который решил наплевать на законы мироздания и остаться ребенком. Или выпорхнули прямо из снов – позабытых, утерянных, спрятанных на пыльной полочке за изношенной одеждой. Они порхают от ребенка к ребенку, едят из детских ладошек – а потом возвращаются в свой странный домик, в незатейливый замок для сказки, он вообще-то похож не столько на замок, сколько на многоквартирную хижину, если таковые, конечно, когда-либо существовали в этой или в параллельной реальности.
Удивительно ласковые, умные, почти снисходительные в своей нежности к людям птицы. Может, они летали под самым небом, и кто-то пролил на них радугу из облачного ведра? Там были все оттенки чуда – нежно-голубой, с примесью глубокой синевы, и ярко-бирюзовый, как далекое южное море, и солнечно-желтый, и ослепительно-оранжевый, и красный, но не ядреный, не огненный, а приглушенный, почти кирпичный, невероятно теплый и непередаваемо уютный. И конечно, гламурно-розовый тоже был, как же без этого.
Я так засмотрелась на сказку, что не заметила, как она пришла ко мне. Да, просто уселась на мою голову, в мои всегда распущенные и всегда всех раздражающие волосы. Сказка деловито перебирала лапками, и это, вопреки ожиданиям, было совсем не больно, а очень даже приятно. И я стояла среди счастливо галдящих детей, сама в этот момент абсолютный ребенок, одновременно боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть гостя, и в то же время нетерпеливо гадая, какого же он все-таки цвета. Ко мне подошла маленькая девочка и протянула ладошки, и я наклонилась к ней, отпуская свою сказку с радостью. Голубь проворно перебрался в детские руки, и тогда я увидела – он зеленый. Как весна. Я никогда не любила зеленый, но этим летом почувствовала, что один оттенок этого цвета меня все же греет. Называю его солнечной майской зеленью. А еще всегда считала любимой порой года осень, но в этом году остро ощутила чары весны, они как будто в моей крови, хотя биологический возраст, наверное, уже потихоньку подбирается к середине лета. Голубь, выбравший меня, был именно моего оттенка моей поры.
Конечно, все это ничего не значит. Просто совпадение. Ну кому из наблюдающих за миром Светлых Сил нужно посредством раскрашенного голубя успокаивать растерянную запутавшуюся девочку? Кому понадобилось бы таким странным, но прекрасным способом сказать ей, что все будет хорошо?
воскресенье, 10 августа 2014
Застала у нашей Колоннады островок абсолютной, неразбавленной Украины.
Ребята под гитару пели все, чем гордимся – из «Океана Эльзы», из «Скрябина», и легендарные повстанческие песни, и конечно, хит сезона, песенку о великом ВВП в нескольких вариациях. Перед исполнением данного шедевра матерного искусства присутствующим детям было предложено заткнуть уши, дети не торопились, родители не настаивали. В конце концов, песня уже абсолютно народная, ее знают все, независимо от возраста. Я вот в детстве выучила наизусть песню к титрам сериала «Донна Бейжа», и совершенно не важно, что не понимала ни одного ее португальского слова, а сегодняшние дети растут под патриотический хит, и наверное, так даже правильнее.
Значит, сидишь себе на прогретом солнцем камне, он такой теплый, что почти горячий, на лицо время от времени падают дождевые капли (вообще это были скорее призраки капель, намеки на капли, едва уловимые аллюзии, намекающие на то, что вообще во Вселенной существует такое явление, как дождь, и что теоретически он может начаться в любой момент). На коленях книжечка стихов, подаренных на книжной ярмарке чудесным седым поэтом. Да, впереди – 373 страницы поэзии, 373 фрагмента чужой души, этого хватит надолго, а пока можно просто расслабиться и наслаждаться роскошной украинской речью и деликатесной украинской музыкой под боком, это будто телепортироваться из Одессы во Львов, в общем, очень классно. А рядом дети с родителями рисуют на асфальте мелом, конечно, голубым и желтым. Дочка черкает звезды, папа выводит наш герб.
Мне пора домой, дослушиваю «Я не здамся без бою», это идеальный финал. И когда уже отхожу от Колоннады на некоторое расстояние, натыкаюсь на испепеляющие взгляды двух дам постбальзаковского возраста. Разбираю их бормотание: «…никак не угомонятся, все равно им нужна эта территория». И возвращаюсь в реальность. А в ней город, который я очень люблю, все еще отравлен. Яд бродит тихо и незаметно, созревает. Это похоже на гигантского змея, затаившегося под землей. Нам легче думать, что он спит или что его вовсе нет. Ну конечно, те пожилые женщины, скорее всего ничего плохого не сделают. Возмущаться-то они могут, ведь каждый имеет право на свое собственное мнение. Может, со временем они поймут, что между любовью к Украине и фашизмом глупо ставить знак равенства. Может, осознают, что любой город, пусть даже самый интернациональный, в любом случае существует не в вакууме, а в конкретной стране, что судьба города неразрывно связана с судьбой страны. А может, я тех женщин вообще неправильно поняла? Может, они о чем-то своем говорили? Да, сделаем вид, что змея таки нет.
Ребята под гитару пели все, чем гордимся – из «Океана Эльзы», из «Скрябина», и легендарные повстанческие песни, и конечно, хит сезона, песенку о великом ВВП в нескольких вариациях. Перед исполнением данного шедевра матерного искусства присутствующим детям было предложено заткнуть уши, дети не торопились, родители не настаивали. В конце концов, песня уже абсолютно народная, ее знают все, независимо от возраста. Я вот в детстве выучила наизусть песню к титрам сериала «Донна Бейжа», и совершенно не важно, что не понимала ни одного ее португальского слова, а сегодняшние дети растут под патриотический хит, и наверное, так даже правильнее.
Значит, сидишь себе на прогретом солнцем камне, он такой теплый, что почти горячий, на лицо время от времени падают дождевые капли (вообще это были скорее призраки капель, намеки на капли, едва уловимые аллюзии, намекающие на то, что вообще во Вселенной существует такое явление, как дождь, и что теоретически он может начаться в любой момент). На коленях книжечка стихов, подаренных на книжной ярмарке чудесным седым поэтом. Да, впереди – 373 страницы поэзии, 373 фрагмента чужой души, этого хватит надолго, а пока можно просто расслабиться и наслаждаться роскошной украинской речью и деликатесной украинской музыкой под боком, это будто телепортироваться из Одессы во Львов, в общем, очень классно. А рядом дети с родителями рисуют на асфальте мелом, конечно, голубым и желтым. Дочка черкает звезды, папа выводит наш герб.
Мне пора домой, дослушиваю «Я не здамся без бою», это идеальный финал. И когда уже отхожу от Колоннады на некоторое расстояние, натыкаюсь на испепеляющие взгляды двух дам постбальзаковского возраста. Разбираю их бормотание: «…никак не угомонятся, все равно им нужна эта территория». И возвращаюсь в реальность. А в ней город, который я очень люблю, все еще отравлен. Яд бродит тихо и незаметно, созревает. Это похоже на гигантского змея, затаившегося под землей. Нам легче думать, что он спит или что его вовсе нет. Ну конечно, те пожилые женщины, скорее всего ничего плохого не сделают. Возмущаться-то они могут, ведь каждый имеет право на свое собственное мнение. Может, со временем они поймут, что между любовью к Украине и фашизмом глупо ставить знак равенства. Может, осознают, что любой город, пусть даже самый интернациональный, в любом случае существует не в вакууме, а в конкретной стране, что судьба города неразрывно связана с судьбой страны. А может, я тех женщин вообще неправильно поняла? Может, они о чем-то своем говорили? Да, сделаем вид, что змея таки нет.
суббота, 09 августа 2014
Недавно случился очень странный момент.
Просто шла мимо Оперного, просто наслаждалась воздухом летнего вечера. И вдруг поняла, что очень хочу запомнить вот эти мгновения во всех подробностях и оттенках: запах хлорки от фонтана, птичьи ключи в небе (моя бабушка знала бы, что это за птицы, а я понятия не имею, но в их полете что-то такое пронзительно осеннее, предельно чуждое раннему августу), седой человек с усами фотографирует молодую женщину с девочкой, это, наверное, его дочка и внучка, хотя вариант с женой и поздним ребенком даже интереснее, уличные музыканты играют «Сувенир» Демиса Руссоса (трое в белых рубашках и вообще выглядят, как артисты большой сцены, а один чуть ли не в пляжном прикиде, вот такой диссонанс), потом они переходят на «Шаланды», это же обязательно к исполнению, часть местного колорита, как-то так. Я впитываю это взглядом и все кажется нереально прекрасным и в то же время как будто не совсем настоящим, а точнее совсем иллюзорным. Хрупким, как карточный домик. Ускользающим, как туман.
И я улыбаюсь этому немножко призрачному счастью, смотрю, как крохотная девочка бежит вверх по склону, по брусчатке, у нее белое платье с розовым поясочком, а еще прямо мне навстречу идет пожилой человек, вот смотрела на его лицо и почему-то была уверена, что он – настоящий одесский еврей в энном поколении, хотя такие, конечно, встречаются в сегодняшней Одессе не многим чаще, чем в джунглях мамонты. И наверное, я слишком увлеклась запечатлением в памяти этих мгновений, чересчур внимательно вглядывалась в колоритное лицо дедушки-еврея, он даже спросил: «Что вы хотели?» Пришлось ответить: «Ничего». Ну не стану же объяснять незнакомому человеку, что зачем-то хочу сберечь в сердце эти вечерние часы, и густой августовский воздух, и толпы туристов, стадами бредущих за экскурсоводами (вот интересно, как экскурсоводы вмещают в тривиальные слова суть и красоту города, который до конца разгадать и объяснить невозможно?), и ощущение времени, песчинками сыплющегося сквозь мои неловкие, мои беспомощные пальцы.
Жаль, что нельзя остаться там навсегда –в 20:40 обычного мирного дня.
Просто шла мимо Оперного, просто наслаждалась воздухом летнего вечера. И вдруг поняла, что очень хочу запомнить вот эти мгновения во всех подробностях и оттенках: запах хлорки от фонтана, птичьи ключи в небе (моя бабушка знала бы, что это за птицы, а я понятия не имею, но в их полете что-то такое пронзительно осеннее, предельно чуждое раннему августу), седой человек с усами фотографирует молодую женщину с девочкой, это, наверное, его дочка и внучка, хотя вариант с женой и поздним ребенком даже интереснее, уличные музыканты играют «Сувенир» Демиса Руссоса (трое в белых рубашках и вообще выглядят, как артисты большой сцены, а один чуть ли не в пляжном прикиде, вот такой диссонанс), потом они переходят на «Шаланды», это же обязательно к исполнению, часть местного колорита, как-то так. Я впитываю это взглядом и все кажется нереально прекрасным и в то же время как будто не совсем настоящим, а точнее совсем иллюзорным. Хрупким, как карточный домик. Ускользающим, как туман.
И я улыбаюсь этому немножко призрачному счастью, смотрю, как крохотная девочка бежит вверх по склону, по брусчатке, у нее белое платье с розовым поясочком, а еще прямо мне навстречу идет пожилой человек, вот смотрела на его лицо и почему-то была уверена, что он – настоящий одесский еврей в энном поколении, хотя такие, конечно, встречаются в сегодняшней Одессе не многим чаще, чем в джунглях мамонты. И наверное, я слишком увлеклась запечатлением в памяти этих мгновений, чересчур внимательно вглядывалась в колоритное лицо дедушки-еврея, он даже спросил: «Что вы хотели?» Пришлось ответить: «Ничего». Ну не стану же объяснять незнакомому человеку, что зачем-то хочу сберечь в сердце эти вечерние часы, и густой августовский воздух, и толпы туристов, стадами бредущих за экскурсоводами (вот интересно, как экскурсоводы вмещают в тривиальные слова суть и красоту города, который до конца разгадать и объяснить невозможно?), и ощущение времени, песчинками сыплющегося сквозь мои неловкие, мои беспомощные пальцы.
Жаль, что нельзя остаться там навсегда –в 20:40 обычного мирного дня.
воскресенье, 27 июля 2014
Мне случилось увидеть идеальный ливень. Я проснулась под его глухой стук и не восприняла его всерьез. Из по-утреннему сумеречного мира моей квартирки он показался очередным тихим дожем этого заплаканного лета.
А потом я вышла на улицу и увидела, что небо серым потоком сливается с землей. Тяжелые струи падают в лужи, вздымая тучу брызг. Мои ноги в дурацких шлепанцах утонули в этих новорожденных озерах, этих микроокеанах, стремительно поглощающих когда-то уютные тротуары. Дождю наплевать на мой усеянный бабочками зонтик, дождь окатывает меня свей небесной прохладой и, надо признаться, это потрясающее ощущение. И плевать, что до работы я добралась промокшей до нитки. Плевать, потому что пока шла сквозь стены текучего неба, глазами памяти увидела очень многое.
Я вспомнила, как впервые в жизни гуляла с подружкой под ливнем, тоже летним, но все же другим. Он запомнился мне невероятно теплым. Даже не помню, позволили мне родители это маленькое безумтво или я просто сбежала. Мы с подружкой мчимся под струями, обе мелкие и тощие, форма одежды – трусы, ноги месят болото и вздымают в волнах лужи. Я говорю, что это самый счастливый день в моей жизни, а она смеется, для нее прогулка под ливнем – в порядке вещей. Она всегда чуть-чуть приоткрывала мне двери большого мира, такого не похожего на пряничный кокон моего детства.
Я вспомнила, как сидела с бабушкой на крыльце и наблюдала за дождями – другими, преимущественно тихими. С козырька капала вода, я ловила ее ладошками. Бабушка пела какие-то советские песни, я их уже почти не помню. А может, она пела не в дождь, а просто летними вечерами, под россыпью звезд.
Я вспомнила, как после дождя мы с мамой застряли на остановке, автобуса нет, в эру моего детства в маленьких городах автобусы казались вымирающим видом и могли опаздывать, наверное, даже на века. Мы решили добираться пешком, скорее всего это была короткая дорога, но для ребенка такая длинная. Мама впереди, я топаю за ней, и обязательно нужно залезть в лужу. Это так интересно и мама не увидит, она же ко мне спиной. И не понять ребенку, что мама запросто услышит первое же «шлеп-шлеп» по луже. Она оборачивается и строго велит идти по сухому, а в глазах улыбка. А я послушно семеню по тротуару, но у первой же внушительной лужи не могу устоять – снова нарушаю запрет. Кажется, в тот день мои красные ботиночки насквозь промокли. В детстве все ботинки и сапожки были красными, так удивительно.
Я вспомнила, как замерла возле трубы для отвода дождевой воды с крыши. Вокруг стоял частый, но тихий дождь, а из отверстия трубы шла огромная струя, это казалось странным. Я бессчетное множество раз проходила мимо труб, но никогда ими не интересовалась. Спросила у дедушки, зачем это хитрое приспособление, наверное, он мне ответил, только не помню что именно. Он всегда все объяснял, очень обстоятельно, как будто не крохотной кнопке, а совсем взрослому человеку. Лужи меня всегда манили, однажды я нашла самую большую на нашей улице и конечно упала в нее, а дедушка меня вытащил, это было вообще очень-очень давно, так давно, что я этого не вспомню, как не стараюсь, и остается только знать это по рассказам. А еще дедушка вел меня за руку под дождем, который шел сквозь солнце. Я не понимала, как такое может быть. Дедушка назвал дождь куриным.
Я вспомнила музыку десятков прошедших ливней, тепло луж под ногами, густой запах разогретой земли и асфальта. В то утро я была счастлива.
А потом я вышла на улицу и увидела, что небо серым потоком сливается с землей. Тяжелые струи падают в лужи, вздымая тучу брызг. Мои ноги в дурацких шлепанцах утонули в этих новорожденных озерах, этих микроокеанах, стремительно поглощающих когда-то уютные тротуары. Дождю наплевать на мой усеянный бабочками зонтик, дождь окатывает меня свей небесной прохладой и, надо признаться, это потрясающее ощущение. И плевать, что до работы я добралась промокшей до нитки. Плевать, потому что пока шла сквозь стены текучего неба, глазами памяти увидела очень многое.
Я вспомнила, как впервые в жизни гуляла с подружкой под ливнем, тоже летним, но все же другим. Он запомнился мне невероятно теплым. Даже не помню, позволили мне родители это маленькое безумтво или я просто сбежала. Мы с подружкой мчимся под струями, обе мелкие и тощие, форма одежды – трусы, ноги месят болото и вздымают в волнах лужи. Я говорю, что это самый счастливый день в моей жизни, а она смеется, для нее прогулка под ливнем – в порядке вещей. Она всегда чуть-чуть приоткрывала мне двери большого мира, такого не похожего на пряничный кокон моего детства.
Я вспомнила, как сидела с бабушкой на крыльце и наблюдала за дождями – другими, преимущественно тихими. С козырька капала вода, я ловила ее ладошками. Бабушка пела какие-то советские песни, я их уже почти не помню. А может, она пела не в дождь, а просто летними вечерами, под россыпью звезд.
Я вспомнила, как после дождя мы с мамой застряли на остановке, автобуса нет, в эру моего детства в маленьких городах автобусы казались вымирающим видом и могли опаздывать, наверное, даже на века. Мы решили добираться пешком, скорее всего это была короткая дорога, но для ребенка такая длинная. Мама впереди, я топаю за ней, и обязательно нужно залезть в лужу. Это так интересно и мама не увидит, она же ко мне спиной. И не понять ребенку, что мама запросто услышит первое же «шлеп-шлеп» по луже. Она оборачивается и строго велит идти по сухому, а в глазах улыбка. А я послушно семеню по тротуару, но у первой же внушительной лужи не могу устоять – снова нарушаю запрет. Кажется, в тот день мои красные ботиночки насквозь промокли. В детстве все ботинки и сапожки были красными, так удивительно.
Я вспомнила, как замерла возле трубы для отвода дождевой воды с крыши. Вокруг стоял частый, но тихий дождь, а из отверстия трубы шла огромная струя, это казалось странным. Я бессчетное множество раз проходила мимо труб, но никогда ими не интересовалась. Спросила у дедушки, зачем это хитрое приспособление, наверное, он мне ответил, только не помню что именно. Он всегда все объяснял, очень обстоятельно, как будто не крохотной кнопке, а совсем взрослому человеку. Лужи меня всегда манили, однажды я нашла самую большую на нашей улице и конечно упала в нее, а дедушка меня вытащил, это было вообще очень-очень давно, так давно, что я этого не вспомню, как не стараюсь, и остается только знать это по рассказам. А еще дедушка вел меня за руку под дождем, который шел сквозь солнце. Я не понимала, как такое может быть. Дедушка назвал дождь куриным.
Я вспомнила музыку десятков прошедших ливней, тепло луж под ногами, густой запах разогретой земли и асфальта. В то утро я была счастлива.
среда, 23 июля 2014
В майскую ночь с неба упала звезда и в лугу превратилась в маленького Бога. Он рос среди трав и стрекоз, венчик колокольчика был ему домом, а лепестки сон-травы – одеждой, кузнечик пел ему колыбельные, а капли утренней росы приносили весточку с далеких облаков. Маленький Бог отращивал золотые крылышки, учился играть на дудочке из стебля одуванчика и готовился в своих хрупких ладошках принести миру Надежду. Однажды в луг пришел человек. Он куда-то спешил и видел только себя, он топтал травы, ломал цветы и не заметил, как под подошвой его модельного кроссовка умер маленький Бог.
воскресенье, 20 июля 2014
Четверг начинался так хорошо.
Утром проснулась под мерный стук дождя. Вот только накануне осознала, что среди вещей и явлений, ассоциирующихся у меня со счастьем, дождик занимает отнюдь не последнее место – и вот сразу же Господь послал эту радость. Прямо поверилось в синхронность мыслей и Мироздания.
На работу решила идти не спеша, она никуда не денется. А дождь не летний, не шальной, а прямо-таки осенний – размеренно-томный, уютный, полный поэзии. Иду, дурачась, кручу в руках зонтик, он у меня серый в розовых бабочках, так хочется, чтобы казалось, будто бабочки порхают по серому полю. Наблюдаю за людьми, не понимаю, зачем столь многим нужны черные зонтики. Это нелогично! Зонтики должны быть яркими, пестрыми, цветастыми, фееричными, сказочными. Потому что море разноцветных зонтиков – это ведь тоже один из пазлов моей картинки счастья. Навстречу мне идут мама с дочкой и вот у них с логикой точно все в полном порядке. Потому что у мамочки зонтик нежно-розовый, а у малышки – ярко-оранжевый, потрясающий, ну прямо-таки подсолнечник. Правда на нем имеется рисунок – какой-то мультяшный герой со смешно торчащими ушками, вот повезло ребенку, в моем постперестроечном детстве таких прикольных аксессуаров не было. Подсолнечник с ушками, кто бы мог подумать.
Старушка продает цветы, они мокнут под дождем, а в одном ведерке – оранжевые колокольчики. Капельки воды блестят на солнечных венчиках. Вот такое волшебное оранжевато-дождливое утро.
А потом был рабочий день, не самый приятный, хотя я клятвенно обещала себе не раздражаться на начальство, ведь не оно виновато в том, что я чувствую себя не на своем месте и не в своей жизни. Успокаиваю себя мыслью, что вечером пойду на Ланжероновский спуск смотреть фильм с таким уместным сегодня названием «Счастье». И таки дожила до 18:00, и разобралась с некоторыми наболевшими делами, и похвалила себя, что ни разу за день не заглянула в новости. Я же решила, что буду просматривать их только перед сном, потому что от всего происходящего крыша едет в ускоренном темпе.
И вот сижу на Ланжероновском, место хорошее, обзор на экран шикарный, все просто класс. Выходят на сцену, предлагают почтить минутой молчания тех, кто трагически погиб несколько часов назад. Народ дружно поднимается, наверное, все в курсе, это я одна не читаю новости, я же берегу свою драгоценную психику. У меня вопль в голове: кто на этот раз? Зелененькие солдатики, которых бросили в пекло без элементарной защиты? Бабушки, почему-то решившие, что Россия с "Новороссией" без их помощи никак не обойдутся? Детки, которых мамы выпустили поиграть, еда только стрельба вроде как утихла? И пока на сцене что-то рассказывают о фильме, захожу в инет и читаю, что на самом деле произошло. И это уже слишком. Такого даже я не ждала, хотя всегда готовлюсь к худшему. Как будто какое-то проклятье на моей земле. Те люди в Боинге, может, вообще не очень знали, кто такая Украина, мы были для них чем-то далеким, как для меня – Сектор Газа или Сомали. Мы были чем-то, не имеющим отношения к их нормальной жизни. 300 людей. 80 детей.
И я сидела и смотрела «Счастье». Не было сил подняться и подойти поближе к экрану, чтобы разглядеть субтитры. Все и так казалось понятным, хотя, наверное, я не очень стремилась понять. А фильм весь такой яркенький и пестренький, с запредельно солнечным летом, с неувядающими букетами ромашек, с детьми, которые не капризничают, не болеют и вообще существуют только для того, чтобы дарить родителям радость. Кажется, у героя фильма все было так классно, что захотелось, чтобы стало еще класснее. У него была такая миленькая, такая ангелоподобная и любимая жена, что срочно понадобилась еще и смазливенькая любовница. У жены с любовницей фейс почти один в один, счастье плюс счастье равно мегасчастье. Кажется, все закончилось в осенних тонах.
Не знаю, зачем досмотрела до конца. Наверное, чтобы помнить и чувствовать – жизнь продолжается.
Утром проснулась под мерный стук дождя. Вот только накануне осознала, что среди вещей и явлений, ассоциирующихся у меня со счастьем, дождик занимает отнюдь не последнее место – и вот сразу же Господь послал эту радость. Прямо поверилось в синхронность мыслей и Мироздания.
На работу решила идти не спеша, она никуда не денется. А дождь не летний, не шальной, а прямо-таки осенний – размеренно-томный, уютный, полный поэзии. Иду, дурачась, кручу в руках зонтик, он у меня серый в розовых бабочках, так хочется, чтобы казалось, будто бабочки порхают по серому полю. Наблюдаю за людьми, не понимаю, зачем столь многим нужны черные зонтики. Это нелогично! Зонтики должны быть яркими, пестрыми, цветастыми, фееричными, сказочными. Потому что море разноцветных зонтиков – это ведь тоже один из пазлов моей картинки счастья. Навстречу мне идут мама с дочкой и вот у них с логикой точно все в полном порядке. Потому что у мамочки зонтик нежно-розовый, а у малышки – ярко-оранжевый, потрясающий, ну прямо-таки подсолнечник. Правда на нем имеется рисунок – какой-то мультяшный герой со смешно торчащими ушками, вот повезло ребенку, в моем постперестроечном детстве таких прикольных аксессуаров не было. Подсолнечник с ушками, кто бы мог подумать.
Старушка продает цветы, они мокнут под дождем, а в одном ведерке – оранжевые колокольчики. Капельки воды блестят на солнечных венчиках. Вот такое волшебное оранжевато-дождливое утро.
А потом был рабочий день, не самый приятный, хотя я клятвенно обещала себе не раздражаться на начальство, ведь не оно виновато в том, что я чувствую себя не на своем месте и не в своей жизни. Успокаиваю себя мыслью, что вечером пойду на Ланжероновский спуск смотреть фильм с таким уместным сегодня названием «Счастье». И таки дожила до 18:00, и разобралась с некоторыми наболевшими делами, и похвалила себя, что ни разу за день не заглянула в новости. Я же решила, что буду просматривать их только перед сном, потому что от всего происходящего крыша едет в ускоренном темпе.
И вот сижу на Ланжероновском, место хорошее, обзор на экран шикарный, все просто класс. Выходят на сцену, предлагают почтить минутой молчания тех, кто трагически погиб несколько часов назад. Народ дружно поднимается, наверное, все в курсе, это я одна не читаю новости, я же берегу свою драгоценную психику. У меня вопль в голове: кто на этот раз? Зелененькие солдатики, которых бросили в пекло без элементарной защиты? Бабушки, почему-то решившие, что Россия с "Новороссией" без их помощи никак не обойдутся? Детки, которых мамы выпустили поиграть, еда только стрельба вроде как утихла? И пока на сцене что-то рассказывают о фильме, захожу в инет и читаю, что на самом деле произошло. И это уже слишком. Такого даже я не ждала, хотя всегда готовлюсь к худшему. Как будто какое-то проклятье на моей земле. Те люди в Боинге, может, вообще не очень знали, кто такая Украина, мы были для них чем-то далеким, как для меня – Сектор Газа или Сомали. Мы были чем-то, не имеющим отношения к их нормальной жизни. 300 людей. 80 детей.
И я сидела и смотрела «Счастье». Не было сил подняться и подойти поближе к экрану, чтобы разглядеть субтитры. Все и так казалось понятным, хотя, наверное, я не очень стремилась понять. А фильм весь такой яркенький и пестренький, с запредельно солнечным летом, с неувядающими букетами ромашек, с детьми, которые не капризничают, не болеют и вообще существуют только для того, чтобы дарить родителям радость. Кажется, у героя фильма все было так классно, что захотелось, чтобы стало еще класснее. У него была такая миленькая, такая ангелоподобная и любимая жена, что срочно понадобилась еще и смазливенькая любовница. У жены с любовницей фейс почти один в один, счастье плюс счастье равно мегасчастье. Кажется, все закончилось в осенних тонах.
Не знаю, зачем досмотрела до конца. Наверное, чтобы помнить и чувствовать – жизнь продолжается.
Во вторник впервые в жизни смотрела фильм под открытым небом. Одесский кинофестиваль всегда проходил мимо меня, я же так занята, у меня много важных-преважных дел, радости жизни отложим на прекрасное «потом». Так было раньше, а в этом «замечательном» году по вполне понятным причинам каждый день кажется бесценным, от каждого пытаюсь взять по максимуму.
И вот после работы и курсов тащусь смотреть немой фильм 1912 года. Особых надежд на интересное времяпрепровождение не питаю. Однако все оказалось действительно потрясающе. Вся эта атмосфера: скамеечки на ступеньках, глубина ночного неба, какие-то светящиеся насекомые, порхающие в сумерках, может, это были не насекомые, а фонарики, хотя какая разница, на экране - черно-белый минимализм и теплая сепия. А вообще фильм оказался не совсем немым, потому что при нем имелось живое музыкальное оформление и вот кстати оно было просто мега-мега-шедевральным. Если честно, частенько хотело закрыть глаза и просто слушать эти магические, завораживающие, гипнотизирующие сеты.
Субтитры явно предназначались для людей с орлиным зрением, очки я забыла дома, а вставать с насиженного места и топать поближе к экрану было лень, поэтому просто сидела и следила за действием. К счастью, с фабулой немного знакома – читала литературный первоисточник давно-давно, когда была подростком и любила все слегка пафосное, подчеркнуто драматичное и, по правде говоря, довольно-таки безвкусное. Наверное, тем, кто знает только «Фантомаса» с Жаном Маре, черно-белое произведение Луи Фейада показалось неожиданным и не слишком удобоваримым. Да и вообще, как-то странно наблюдать за первыми шагами в мире кинематографа – этой гипертрофированностью мимики и жестов, этими зачатками спецэффектов. Фильму 102 года, подумать только. Больше века. И какой огромный путь пройден за этот век, и сейчас у нас есть 3D, может, прямо завтра появится что-то еще более крутое и классное, но те первые шажки на заре прошлого века – такие трогательные, пусть по сегодняшним меркам немного смешные и даже нелепые, однако бесценные.
А после показа так хорошо было идти любимыми улицами в свете фонарей. Возле Думской совсем зелененькие мальчишки и девчонки играли что-то европейское, толпа рядышком собралась небольшая, но для такого позднего времени вполне неплохо. У оперного нашелся мой любимый бандурист, я очень спешила, но остановилась послушать «Ніч яка місячна». Наше. Родное. Вот как такое может надоесть? А на Дерибасовской мужичок хрипловато, но все равно приколько пел «Я не забуду тебя никогда». Хорошая русская песня.
Вот это и есть Одесса, которую я люблю.
И вот после работы и курсов тащусь смотреть немой фильм 1912 года. Особых надежд на интересное времяпрепровождение не питаю. Однако все оказалось действительно потрясающе. Вся эта атмосфера: скамеечки на ступеньках, глубина ночного неба, какие-то светящиеся насекомые, порхающие в сумерках, может, это были не насекомые, а фонарики, хотя какая разница, на экране - черно-белый минимализм и теплая сепия. А вообще фильм оказался не совсем немым, потому что при нем имелось живое музыкальное оформление и вот кстати оно было просто мега-мега-шедевральным. Если честно, частенько хотело закрыть глаза и просто слушать эти магические, завораживающие, гипнотизирующие сеты.
Субтитры явно предназначались для людей с орлиным зрением, очки я забыла дома, а вставать с насиженного места и топать поближе к экрану было лень, поэтому просто сидела и следила за действием. К счастью, с фабулой немного знакома – читала литературный первоисточник давно-давно, когда была подростком и любила все слегка пафосное, подчеркнуто драматичное и, по правде говоря, довольно-таки безвкусное. Наверное, тем, кто знает только «Фантомаса» с Жаном Маре, черно-белое произведение Луи Фейада показалось неожиданным и не слишком удобоваримым. Да и вообще, как-то странно наблюдать за первыми шагами в мире кинематографа – этой гипертрофированностью мимики и жестов, этими зачатками спецэффектов. Фильму 102 года, подумать только. Больше века. И какой огромный путь пройден за этот век, и сейчас у нас есть 3D, может, прямо завтра появится что-то еще более крутое и классное, но те первые шажки на заре прошлого века – такие трогательные, пусть по сегодняшним меркам немного смешные и даже нелепые, однако бесценные.
А после показа так хорошо было идти любимыми улицами в свете фонарей. Возле Думской совсем зелененькие мальчишки и девчонки играли что-то европейское, толпа рядышком собралась небольшая, но для такого позднего времени вполне неплохо. У оперного нашелся мой любимый бандурист, я очень спешила, но остановилась послушать «Ніч яка місячна». Наше. Родное. Вот как такое может надоесть? А на Дерибасовской мужичок хрипловато, но все равно приколько пел «Я не забуду тебя никогда». Хорошая русская песня.
Вот это и есть Одесса, которую я люблю.
суббота, 05 июля 2014
После смерти нашего полупекинеса Рики - лохматенького чуда с тоненьким голосом - мама долго не могла заставить себя найти ему замену. А в частном доме без сторожа никак. Ну вообще никак. Наконец, мама решилась.
Щеночка выбрали песочно-желтого и квадратненького, с грустными глазами и доверчивым сердцем. Он жил в квартире, в четырех стенах, с шестью братьями и сестричками. Их маму-бродяжку какие-то уроды убили, но малышне добрые люди не дали пропасть. Кормили из пипетки, холили, как могли. Жили малыши в тесноте и, откровенно говоря, в вони, но, наверное, были счастливы.
И вот моя мама приносит нашего нового зверя в сельский дом. А тут – двор, сад, огород. Простор, в общем. И малыш прямо-таки растерялся. Понятное дело, что поначалу скучал за братьями-сестричками. И все пытался зайти в дом, под защиту стен и поближе к людям. А у мамы с этим строго. Она считает, что псу можно максимум на веранду. У нас там небольшие ступенечки. Ну то есть для человека небольшие, а для малюсенького Рекса – прямо гигантские. Станет он возле ступенек, подняться не может – и плачет. Мама его поначалу на руках переносила. А потом перестала. Сказала, что Рекс должен учиться самостоятельности. Тяжким было это обучение. Наплакался бедняжка. Но – научился. Начал гасать по ступенькам ну прямо как молодая лошадь. И вообще освоился на наших сельских просторах, попутно сбросив вес и избавившись от квартирной вони.
И вот я иногда пытаюсь представить, какой обидой и болью полнилось сердце этого маленького существа, когда мама перестала переносить его через ступеньки. Конечно, я не эксперт в области собачьих эмоций, но, наверное, он чувствовал себя преданным. Не переживаем ли мы похожие ощущения, когда жизнь тыкает нас носом в трудности? Ждем помощи от Господа, судьбы или кого-то еще. А ничего не происходит. Мы предоставлены самим себе? На нас всем наплевать? А может, рядом все-таки есть кто-то? Кто-то, наблюдающий с тревогой и заботой? Кто-то, подавляющий в себе боль и желание помочь? Потому что мы должны учиться самостоятельности. Обязаны выйти из уютного кокона детства на ветреные просторы юности. Это проходят все – люди, народы, цивилизации. Целые поколения и целые нации проходят одни и те же уровни, набивают одни и те же шишки, отчаянно и растерянно плачут, думая, что такое выпало только им, что Бог так жестоко забыл только их. А ведь нужно просто поднатужиться и наконец преодолеть эти несчастные полторы ступеньки, которые перепуганным глазам кажутся Эверестами.
Щеночка выбрали песочно-желтого и квадратненького, с грустными глазами и доверчивым сердцем. Он жил в квартире, в четырех стенах, с шестью братьями и сестричками. Их маму-бродяжку какие-то уроды убили, но малышне добрые люди не дали пропасть. Кормили из пипетки, холили, как могли. Жили малыши в тесноте и, откровенно говоря, в вони, но, наверное, были счастливы.
И вот моя мама приносит нашего нового зверя в сельский дом. А тут – двор, сад, огород. Простор, в общем. И малыш прямо-таки растерялся. Понятное дело, что поначалу скучал за братьями-сестричками. И все пытался зайти в дом, под защиту стен и поближе к людям. А у мамы с этим строго. Она считает, что псу можно максимум на веранду. У нас там небольшие ступенечки. Ну то есть для человека небольшие, а для малюсенького Рекса – прямо гигантские. Станет он возле ступенек, подняться не может – и плачет. Мама его поначалу на руках переносила. А потом перестала. Сказала, что Рекс должен учиться самостоятельности. Тяжким было это обучение. Наплакался бедняжка. Но – научился. Начал гасать по ступенькам ну прямо как молодая лошадь. И вообще освоился на наших сельских просторах, попутно сбросив вес и избавившись от квартирной вони.
И вот я иногда пытаюсь представить, какой обидой и болью полнилось сердце этого маленького существа, когда мама перестала переносить его через ступеньки. Конечно, я не эксперт в области собачьих эмоций, но, наверное, он чувствовал себя преданным. Не переживаем ли мы похожие ощущения, когда жизнь тыкает нас носом в трудности? Ждем помощи от Господа, судьбы или кого-то еще. А ничего не происходит. Мы предоставлены самим себе? На нас всем наплевать? А может, рядом все-таки есть кто-то? Кто-то, наблюдающий с тревогой и заботой? Кто-то, подавляющий в себе боль и желание помочь? Потому что мы должны учиться самостоятельности. Обязаны выйти из уютного кокона детства на ветреные просторы юности. Это проходят все – люди, народы, цивилизации. Целые поколения и целые нации проходят одни и те же уровни, набивают одни и те же шишки, отчаянно и растерянно плачут, думая, что такое выпало только им, что Бог так жестоко забыл только их. А ведь нужно просто поднатужиться и наконец преодолеть эти несчастные полторы ступеньки, которые перепуганным глазам кажутся Эверестами.
суббота, 28 июня 2014
Сьогодні моя країна підписала асоціацію з ЄС. Трохи заздрю тим, хто щиро вірить, що тепер одразу все буде добре. Але рада, що таких ідеалістів-мрійників не дуже багато. Все тільки починається, шлях буде важким і навряд чи коротким. Але цей перший крок все ж таки зроблено, я до останнього сумнівалася, боялася, що щось зірветься. А ще рік тому я вірила, що Україні не треба ні до Росії, ні до Європи, сподівалася, що моя країна зможе гордо бути сама по собі і потрошки мати вигоду з усіх боків. Не вийшло. Не дозолили.
Ну що ж, будемо молитися, щоб обраний курс виявився для України правильним. Щоб шлях був сонячним. Я сьогодні йшла, всміхалася, як ідіот, і в той же час відчувала, що очі повні сліз. Зовсім поруч – війна. А в моєму місті сьогодні ніби справжнє свято. Стільки музики. На Дерибасівській дуже класний гурт грав саме те, що я люблю – американсько-британське, фанково-блюзове і те, що з попси, але з золотої. Хлопці просто молодці. Вперше почула їх тиждень тому і вирішила, що у них велике майбутнє. Пізніше біля фонтану, що коло Оперного, інший гурт грав таке собі радянське ретро. Ритми з молодості моїх батьків, а може навіть бабусь і дідусів. Легенькі мелодії з іншої епохи, мабуть, занадто опльованої. Сьогодні вони теж добре звучали. А на ярмарку – натовп, на сцені музиканти, біля сцени танці. Тут грали джаз. Взагалі, є в музиці дві речі, які я хочу полюбити, але не можу. Це група «U2» і джаз. От ніби є в обох цих явищах усе, що мене вабить і цікавить, але не сприймаю я їх.
Над містом висять ситі лілові хмари, а обличчя у людей світлі, щасливі. Це правильно, це ж вечір п’ятниці. Люди зовсім не думають про війну? Чи роблять вигляд, що все добре? Чи поспішають радіти, доки до нас горе не докотилося? Це нормально, я ж і сама всміхаюся. А нещодавно вперше бачила, як летить повітряна кулька. Якесь дитя відпустило іі – вона й поплила небом. Летіла над міським садом, а я дивилася услід. Шкода, що вона не може досягти зірок. Повітряна кулька, що пливе Молочною Стежкою як послання людства до вищих сил. Так, це було б красиво. Тільки зорі, людські сподівання, вічність в дитячих долоньках - і ніякої геополітики.
Ну що ж, будемо молитися, щоб обраний курс виявився для України правильним. Щоб шлях був сонячним. Я сьогодні йшла, всміхалася, як ідіот, і в той же час відчувала, що очі повні сліз. Зовсім поруч – війна. А в моєму місті сьогодні ніби справжнє свято. Стільки музики. На Дерибасівській дуже класний гурт грав саме те, що я люблю – американсько-британське, фанково-блюзове і те, що з попси, але з золотої. Хлопці просто молодці. Вперше почула їх тиждень тому і вирішила, що у них велике майбутнє. Пізніше біля фонтану, що коло Оперного, інший гурт грав таке собі радянське ретро. Ритми з молодості моїх батьків, а може навіть бабусь і дідусів. Легенькі мелодії з іншої епохи, мабуть, занадто опльованої. Сьогодні вони теж добре звучали. А на ярмарку – натовп, на сцені музиканти, біля сцени танці. Тут грали джаз. Взагалі, є в музиці дві речі, які я хочу полюбити, але не можу. Це група «U2» і джаз. От ніби є в обох цих явищах усе, що мене вабить і цікавить, але не сприймаю я їх.
Над містом висять ситі лілові хмари, а обличчя у людей світлі, щасливі. Це правильно, це ж вечір п’ятниці. Люди зовсім не думають про війну? Чи роблять вигляд, що все добре? Чи поспішають радіти, доки до нас горе не докотилося? Це нормально, я ж і сама всміхаюся. А нещодавно вперше бачила, як летить повітряна кулька. Якесь дитя відпустило іі – вона й поплила небом. Летіла над міським садом, а я дивилася услід. Шкода, що вона не може досягти зірок. Повітряна кулька, що пливе Молочною Стежкою як послання людства до вищих сил. Так, це було б красиво. Тільки зорі, людські сподівання, вічність в дитячих долоньках - і ніякої геополітики.
воскресенье, 22 июня 2014
Сьогодні біля мого дому три сивуваті ворони клювали кістку. Цей рік якийсь на диво багатий на птаство. Діти неба підходять до людей як ніколи сміливо. А може, так було завжди, а я не помічала?
Сьогоднішні ворони принесли на крилах тривогу. читать дальше
Сьогоднішні ворони принесли на крилах тривогу. читать дальше
четверг, 12 июня 2014
Самым обычным днем ушедшей весны одна девушка проехала 80 километров до малой родины. Она делала это и раньше – сотни раз. Но в тот день на исходе очередного мая ее жизни все было иначе. Все было потрясающе. Потому что вдруг стало ясно – эта южная степь весной просто неправдоподобно прекрасна. читать дальше